Уже проплакала все слезы Татьяна Николаевна. О, если бы можно, она прикрыла бы своею грудью каждого сына от вражеской пули! Как, наверное, и любая другая мать. Но сыновья уходили в бой и закрывали сердцами своих матерей, свой дом, свою Родину.
И с Запада все шли и шли письма смерти.
- Стала я бояться почтальонки, нашей соседки, будто она виновата, что идут похоронные на моих сыновей, - рассказывала Тятюк-кинемей. - Увижу, как идет она по улице, стараюсь быстрее бежать от нее подальше.
А муж говорит:
- Ты что, мать, разве можно убежать от беды? Крепись, у нас еще пятеро сыновей осталось. Может, больше и не получим похоронную.
Смотрю на него, а он весь дрожит. Спрашиваю: «Что с тобой?»
- Плохо мне, - отвечает. - Старые раны дают себе знать.
Он ведь у меня тоже весь израненный. Еще с первой мировой войны. Помню, вернулся в 1916 году с войны. Вся грудь в крестах, а сам хромает, еле держится на ногах. Нянчилась с ним, поставила на ноги. И не думала, что придется пережить еще такую же страшную войну с немцами.
Слег мой муж. Говорит: «С Павлом что-то случилось!»
Он очень любил младшего.
- Что ты каркаешь, старый! - ругаю его.— Лежал бы себе, молчал бы!
Выбежала опять на ту же дорогу, подняла руки к небу, кричу:
- О боги, сохраните хоть этих моих сыновей!
Пришла домой, а там лежит похоронная на моего младшего сына, на Павла, которому тогда не исполнилось и восемнадцати лет...